Молчание.
Я так сконфужена, что не смею поднять голову.
— Но ведь ты написала диплом, — говорит Феликс.
— Да. То есть… Он не был опубликован. — Неловко пожимаю плечами.
— Я бы хотел прочитать его.
— Хорошо. — Я улыбаюсь.
Конечно, Феликс не станет читать мой диплом. Просто пытается приободрить меня. Очень мило с его стороны, но я почему-то чувствую себя еще хуже. Мне двадцать девять, а ему семнадцать. К тому же если он и хотел повысить мою самооценку, то потерпел поражение. Его родители даже не слушают нас.
— Конечно, юмор — это форма выражения, имеющая большое значение в культурном нарративе, — с сомнением произносит Ванда. — Якоб С. Гудсон написал интересную работу «Почему люди шутят»…
— Кажется, она называлась «Люди шутят»? — поправляет ее Энтони. — Ее основное положение…
Щеки у меня по-прежнему горят, и я ничего не могу с этим поделать. Мне хочется, чтобы кто-то заговорил об отпуске, или о сериале «Жители Ист-Энда», или еще о чем-то таком.
Конечно, я люблю Магнуса. Но я пробыла здесь пять минут, и уже на грани нервного срыва. Как я переживу Рождество? Что, если наши дети окажутся вундеркиндами, я не буду понимать их, и они станут смотреть на меня свысока — ведь я не доктор философии.
Пахнет чем-то едким, и я понимаю, что это горит «болоньезе». Стоя у плиты, Ванда распинается об Аристотеле и ничего не замечает. Беру у нее ложку и начинаю помешивать соус. Слава богу, для этого не надо быть лауреатом Нобелевской премии.
По крайней мере, я чувствую себя полезной. Но спустя полчаса мы все сидим за столом, и я снова лишаюсь дара речи.
Ничего удивительного, что Энтони и Ванда не хотят, чтобы Магнус женился на мне. Они считают меня тупицей. Ужин в полном разгаре, а я не вымолвила ни единого слова. Все это так тяжело. Разговор для меня мука мученическая.
— …Главный редактор, к сожалению, решил иначе. Они не будут переиздавать мою книгу. Увы! — жалуется Энтони.
Тут я настораживаюсь. В кои-то веки начинаю понимать, о чем речь, и мне есть что сказать.
— Это ужасно! — сочувственно говорю я. — Почему?
— Им нужна читательская аудитория. Нужен запрос, — театрально вздыхает Энтони. — Да ладно. Все это не имеет никакого значения.
— Конечно же, имеет! — с воодушевлением не соглашаюсь я. — Давайте притворимся читателями, напишем редактору, что книга просто блеск, и потребуем нового издания.
Я уже начинаю сочинять письмо. Уважаемый сэр. Я потрясена известием, что не будет нового издания этой замечательной книги. Мы напечатаем письма разными шрифтами, отправим их из разных уголков страны.
— А ты купишь тысячу экземпляров? — Энтони вперивает в меня ястребиный взгляд.
— Я… э… Возможно…
— Потому что, Поппи, если издатель выпустит книгу тысячным тиражом и его не раскупят, то положение у меня будет хуже некуда, — скупо улыбается он. — Ты это понимаешь?
Чувствую себя совершенно раздавленной.
— Понимаю, — лепечу я. — Да… Простите.
Встаю из-за стола и начинаю собирать тарелки. Магнус что-то набрасывает на листке и показывает его Феликсу. Он рассеянно улыбается мне, а когда я прохожу мимо, гладит меня по заднице. Но это не поднимает мне настроения. Когда мы снова усаживаемся за стол, чтобы приступить к пудингу, Магнус стучит вилкой по бокалу и встает.
— Я хочу выпить за Поппи, — решительно провозглашает он. — Для меня большая радость, что она входит в нашу семью. Она очень красива, а еще заботлива, забавна и удивительна. Мне страшно повезло.
Он оглядывает свое семейство, словно пытается понять, все ли согласны с ним, и я благодарно улыбаюсь своему жениху.
— Я также очень рад, что мама с папой вернулись домой. — Магнус поднимает бокал. — Мы очень скучали без вас!
— Только не я! — встревает Феликс.
Ванда смеется.
— Конечно, не скучал, чудовище!
— И наконец… — Магнус снова стучит вилкой по бокалу, желая привлечь всеобщее внимание. — С днем рождения, мама! И наилучшие пожелания от всех нас. — Он посылает Ванде воздушный поцелуй.
Что? Что он сказал?
Улыбка застывает у меня на губах.
— Ура! — поднимает бокал Энтони. — С днем рождения, Ванда, любовь моя!
Сегодня день рождения его матери? Но он даже не намекнул мне на это. У меня нет поздравительной открытки. Нет подарка. Как он мог так поступить?
Мужчины такие свиньи!
Феликс достает из-под стула сверток и вручает его Ванде.
— Магнус! — в отчаянии шепчу я, когда он садится. — Ты не сказал мне, что сегодня день рождения твоей мамы. Ни словом не обмолвился! А должен был сказать!
Я в панике. Это моя первая встреча с родителями Магнуса после нашей помолвки, я им не нравлюсь, а тут еще такое.
— Сладкая моя, что не так?
Почему он такой бестолковый?
— Я должна была купить подарок! — шиплю я, пока Ванда восклицает: «Спасибо огромное, Феликс!» — и разворачивает какую-то старую на вид книгу.
— А! — беззаботно машет рукой Магнус. — Ей все равно. Перестань психовать. Ты ангел, и все тебя любят. Кстати, тебе понравилась кружка?
— Какая кружка? — теряюсь я.
— Кружка с надписью «Молодожены». Я оставил ее на столике в прихожей. Мне кажется, она прикольная.
— Не видела я никакой кружки. Я решила, что ты подарил мне ту большую коробку с лентами.
— Какую большую коробку? — Теперь ничего не понимает он.
— Ну, моя дорогая, — со значением говорит Энтони своей супруге, — у меня тут кое-что для тебя есть. Минутку…
Он встает и идет в холл.
О боже. Нет. Пожалуйста. Нет…